Бродягою живи, Пантеонушко, имей то есть романтику.

Вот ты там прикипел к своему мещанскому домику, у тебя там и фортепианы, и слоников на них масса, и оборочки на кружевах, и патефонка пищит про у самовара я и твоя Маша. Вот сытая жена сидит и ковыряя пальцами в зубе сочиняет меню жратвы на последующую декаду и особенно к празднику Великого Куриного Дефиле. То есть сплошное червоугодие и декадансы. Конешно ты и сам порою не прочь пройтись по садику шагов двацать перечисляя в уме сколько смен блюд нынче было и сколько предвидится на перспективу. Ленивою рукою пошевелишь воду в рукотворном пруду, где у тебя плещутся мурены с рыба-луна. А там, ближе к ночи, и в альков, в медлительное обаяние шолковых подушков под звук музыкальных ящичков, которые наперебой исполнят тебе разные спальные песенки.

Оттого ты, соня тупорылая, и стал мягкотел и несопротивляем. Ты уж скоро безо своих шолковых подушков пукнуть не сможешь, я тебя уверяю. Вот скажем китайцы захватят Мытищи как плацдарм для наступления на Ивантеевку или там Фрязино. Они же там вам сразу наведут свои порядки, то есть даосизм. И придётся тебе ходить с косыми глазами, кушать рис и учить цытатник Мао. Ладно про китайцев, а то и мне стало страшно, как представлю себя с косыми глазами. Это я так, для смеху.

А вот Горький Алексей Максимович, тот же Пешков Алексей Максимович, или попросту Максим Горький. Он ведь не гнушался, и от сытной жизни бежал как чёрт на ладан. Бывало ему дед Каширин злато-серебро по столу рассыпит, дескать, пользуйся, придурок, пиши свои дуратские рассказики и катайся как сыр с маслом. А тот насупится, и толкует, дескать, нету материала для прозы, мне надо дно изучить, как там народ гниёт и разлагается, я про другое писать неспособен. Шасть, - и в притон какой нырнёт с тетрадками и карандашиком, штобы живописать какого-то там алкаша Сатина. И он прав. Надо ж прежде чем жить красиво всю подноготку изучить, как там воры с проститутками, педофилы с педофобами, то есть простой несчастный народец живёт и пресмыкает свою гордость и мораль. Вот когда я сам стану прах и вонь, тогда и воспряну великим пролетарским писателем. И он прав. Коли ты голоду не знал, с полу не подъедал или в урнах, коли тебя местные пацаны не лупили ногами в животы, коли ты с вошью не страдал и не спал в теплотрассах, - какую моральную идею ты можешь мне донесть и пропагандировать? Только што сибаритскую, а мне это противопоказано. Так что надо, Пантеон, надо. Я тебя наущу.

Это я думаю надо разок в неделю ну скажем среда. Встал, почесался, наделся в полутулуп с кальцонами, зделал для порядку и для запаху под себя, и ежжай на Ярославский вокзал. Жену можешь с собою взять, только уж больно она у тебя умная и всё стихами толкует, так ты ей зделай пухлое лицо, штобы говорить была мало способна и надень на неё свой старый спортивный костюм «Odlo». Вот, приехали, потолкайтесь там на народе, штобы как говоритца людей посмотреть и себе показать. У вас какие задачки? Насобирать бутылок, найти новых друзей, пожрать чем Бог послал, поваляться где в уголочке, когда вас лютые недруги отхеракают, здать бутылочки, накупить всяких сладких вин и посвятить себя Бахусу и Венере, ежели сил на то хватит. То есть как Максим Горький.

Не гнушайся воровство, это тебе школа жизни. То есть пусть жена подвалит к какому там приезжему и начнёт его принуждать к сожительству (кагбы в шутку) методом приставания и чтения соответствующих стихотворений. Тот слон бенгальский клюнет и начнёт елозить задом, изображая страсть. Они, приезжие, такие: как услышат, што дама москвичка, так сразу у них страсть, хоть у той морда пухлая и видно, што недавно били. Вот, он побежит за цветком и примочками, а вы якобы остались его баулы хранить, а на самом деле их хватайте и несите в сберегательную камеру. Ему наука, а вам доход, то есть взаимовыучка. Вернётся он, увидит пустоту, покачнёт головою, улыбнёт рот и скажет вот што: «Нету в Москве любови, а одно воровство» и зделает себе примочку сопливя рукав, но Москва соплям не верит, это про то даже кино сняли и получили нобелевскую премию.

Вот, баулы подчистили, хабар поделили, ментам презент в виде значка «Привет из Кисловодска», знать, пора домой. Ты для порядку ещё раз под себя зделай, допей сладкого вина и ежжай электричку. Жену не забудь, она там, за киосоком где продают исламскую литературку, валяется усталая.

Вот приехали, знать следует преобразиться, то есть чуть подмыться и ложить тела спать. А наутро заперлись в разных комнатках и ну себе скрипеть перьями, штобы пережить и уяснить себе опыт прошлых страданий. То есть как Максим Горький. Глядишь и выйдет из ваших перьев какая-нибудь пьесочка навроде «На дне–2» или там какой горевестник. Да даже не в этом дело, а вот: поутру глянет жена на твоё побитое припухлое личико со следами изнасилования, а ты на её глянешь своими водянистыми глазиками, так вам станется жалостно и любовно от пережитого, што хоть снова на Ярославский езжай и повторяй печальный, но сладостный опыт. Начнутся воспоминания: а помнишь ли, как у той бутылочки у горлышка сбой проглядела?.. Ведаешь ли, три ребра хруснули!.. Самсу чуть не целую выбросили, веришь ли?.. То есть опыт, то есть как есть жизнь. Встретишься с каким высоколобым, который только в кино ходит и эскалопы кушает, и скажешь: «Говно вы вашвысокблагородь!» И он устыдится. И то-то ему.