|
Вот ты всё в Германию рвёшься, Пантеон.
Кто-то там тебя всё зовёт будто бы. Ладно, хотя поразмысль, - а вдруг
тебе прислышалось? Я-то вот тоже с полгода каждый день перед сном слышал,
што меня кто-то в Таиланд требовал, уже совсем засобирался и даже визу
оформил. Только уж потом раскрылось: это соседи надо мною так подло шутили,
в дырку в стене нашёптывали.
Да ладно уж, езжай коли зовут, только вот чего ты про эту Германию знаешь
и на што надеешься? Ни хрена ты не знаешь, а штобы ехать, надо хоть маленько
знать и соответствовать, не то запросто на просак нарвёшься. И вот тебе
мой вадемекум.
Германия это там живут германцы. Сами себя они называют по-нашему, то
есть немцы. Им почему-то германцы не нравятся, им больше нравится, как
по-нашему, то есть немцы. Немцы говорят странно и потому непонятно. То
есть ежели ты их послушаешь, то ничего не поймёшь, даже ежели напрячься.
Я тебя научу по-ихнему, насколь сам соображаю, а соображаю я много. И
вот ты из моих поучений составь себе Idiotikon, это по-ихнему значит словарь-справочник.
Ты им главное польстись с разу, они любят когда хвалят. Вот, слез с
самолёта, обкинь взглядом местности и ласково так произнеси: Schlaraffenland!
/это знать «страна с молочными реками и кислыми берегами»/. Покажут тебе
в Кёльне церквушку ихнюю престарелую, так ты сразу в слёзки и закричи
зычно, как Фауст, а по-нашему «кулак»: Verweile doch! Du bist so schon!
То есть дескать остановись мнгновенье ты прекрасно. Коли увидишь по случайной
ошибке где-нибудь в тумане заблудившегося мула, тебе и здесь есть что
сказануть, а именно: Das Maulter sucht im Nebel seinen Weg, а попросту,
- «Мул ищет в тумане свой путь». Знаешь, как немцы удивятся и зауважают,
што ты цитируешь по памяти даже стишок про мулов ихнего гения Гёте? Огого!
Спросют вдруг тебя про политику или там ещё што, а ты им: Something is
rotter in the state of Denmark! То есть чево-то неладно в Датском королевстве.
Это, конечно, по-английски, Шикспир сказал, да тебе-то не один ли хрен?
Сказал – как отрезал, а они только рот откроют от твоей дикой образованности
и оттого што ты знаешь даже то, как там дела у датчан, ихних соседей с
северу. Толи за датчан тебе станет обидно, то ли мула припомнишь, только
вот приспичит тебе выпить ихнего картофельного шнапсу, и вдруг так тебя
поведёт, што начнёшь ты безразмерно грустить. Тогда тихонько напевай хором
что-нибудь такое про Ach mein lieber Augustin, Alles ist weg. Утречком
встанешь и ощутишь Katzenjammer, то есть тяжкое похмелье. Ты им так и
скажи: у меня Katzenjammer, сукины дети! Тогда немцы тебе быстренько спроворят
ещё штобы похмелить твоё тело и рассудок, а ты, не будь дурак, тут же
запевай: Kurz ist der Schmerz, und ewig ist die Freude! Они уж сами сообразят,
нехристи, што твой крик означает: дескать печаль кратка, но радость бесконечна.
И так всю дорогу.
Но только ты сильно перед ними не раболепствуй и не низкопоклонствуй,
они таких тоже не очень уважают, а говорят попросту: «Тля». Ты им так
скажи, только ласково и с улыбочками до самого уха: «Мы вашего братца
фрица завсегда гнобили и под ноль изводили, вот так-то, недобитки нацисские!»
И только в таковом случае они тебя сильно уважать станут и тебе дадут
много денег отступного. Ты не стесняй своих потенций и денюшки возьми,
а лутше станет, ежели ты притворишься евреем-удеем, тогда уж точно ты
станешь такой персоною гратою, што самому тошно зделается. И ежели что
не так, так ты сразу в голос: «Что, суки, холокост, бухинвальд, равенсбрук?!»
А им тогда и вовсе крыть нечем. Я так скажу, - очень совестливый народец.
Чего наделают, а потом каются-каются, ну словно детки малые! Вот примерно:
денюшки у них раньше назывались марка, то есть што-то вроде наших почтовых
с зубцами. А потом их совесть взяла и они себе зделали евро, то есть про
евреев и холокост злая жестокая памятка. Так что рассуждай.
Бабы у них все живут исходя из три «К» то есть киндер-кюхен-кирхен.
Мужики не знаю какие буквы уважают, может зэ а может ку, так што разузнай
и мне доклад. Вообще-то там живут три народца, а именно веси, оси и турка,
сиречь гастроарбайтеры. Веси они самые смышлёные, так што ты с ними дружи
в основе своей. Оси они похуже, но тоже ничево, так што ты и их не брезговай
и гладь по головке укоризненно, дескать чево вы такие несмышлёные. А вот
с туркою не водись, невесть бог чему научить научат, нехристи, а с тебя
спрос.
У них там у немчуры всё чисто, потомушто сорить нечем. И потому бережливы
до безумия. Склянку какую раскокают, и сразу в слёзки, дескать, из той
пипетки ещё моя пробабака себе клистир ставила! Потом пойдут, склеют,
и снова довольны, так как и экономия, и пробабка как историческая памятка
светится во сраке забвения. И вот ты здуру однаждовы достанешь на глазах
у немца из своево портсака или там несесера любимую трёхлитровую клизьму,
а немец тебе: это што у вас за ужас неэкономии?! У нас вода дорогая, так
што пипеткою фамильною, пробабкиной попользуйтесь, не то обижоны на вас
заведу! И ты не откажись, надо вежливость знать и уметь как.
Ихняя культура шибко умная, не то што у нас. Потому ты попросту задверди
на-из-уст: Шиллер, Шпенглер, Шеллинг, Шопенгаер, Штирлетц. У них почти
все умные на шэ, окромя Гёте да Гейне, Вагнера да Вебера.
Кланяйся за меня брандербурским воротам и берлинскому метро, гамбурским
верфям и рейнской демилитаризованной зоне. Привет шлезвигоголштинцам,
швабрам, гавноверцам и саксенкобрцам. Hoch!
Заходим с тыла, - Гвардей Цытыла.
|