Пантеон, срочно займись фотографиею!

Вот тебе осьмой пяток идёт, то есть срака лет. Вот, скажем, сидишь ты, дровишку рубишь, и вдруг тебя озаряет мысль о прошлой жизни. Вспомнится к примеру как ты нашим девчёнкам портфели и ранцы в школу носил. То есть вроде бы вспомнил, ан нет, - чего-то не то, не хватает чего-то вроде. То есть помнишь вполголовы, что чего-то носил, и вроде бы в школу, и тут же: а как носил? Кому носил? Сколько? Зачем? Имело ли какие подследствия? Извлечены ли горькие, но необходимые уроки? И так далее. То есть вопросы заданы, а ответов и не привидится, поскольку осьмой пяток, и память хуже чем у последней девственницы. И вот таковой злопамятный запор столь тебя удрочит, что как сидел так и возрыдаешь горестно, дескать, где же ты, молодость ты моя безразвратная и где же ты, девчёнка с ранцами?

А ведь беде можно было помочь. Ежели б ты, мистер Буттерфляй (а по нашему, по простому, масляная муха), не одним кратким днём жил, а занялся в свой срок фотографиею.

Вот, скажем, сидишь ты, слюнки горестные по личику ладошками елозишь и кричишь во весь свой рост, скажем, где вы тени прошлого, равно как и минувшего? А жена, та уже привыкла к твоим каждодневным казням и истерическим зарисовкам. Вот, и кидается она в фотоальбом, на коем написано, скажем, «Как Пантеон таскал портфели». Тебе суёт, ты альбомку отворишь, и сразу у тебя все сопливые мысли вон, так как ты видишь, как всё было дело тогда раньше. То есть худенький подрослик с миною на лице весь в портфели и ранцах, еле тащит, а вокруг девчёнки налехке, и у каждой на грудях таблица, кто такая, откуда и прочее сведение. То есть зримый оттиск прошлого. Ну вот, ты опять сплакнул, но слёзка уже умилительная, а не с отчайния. А после уж глядь, - ты сидишь, дровишку рубишь, а на личике отпочаток блаженного ведения.

И ведь не поздно ещё, или уже, так что поимей ты для себя дружка верного, камеру фотографическую, и не расставайся с нею вовсе. То есть увидал чего радосного или необычно что-то, так ты и делай снимки.

Вот жена по садику бегает, пищит радостные писки, бильбоке играет, ты её сними. Вот зайчик по лесу идёт, кося красный глаз, ты его сними. Вот коровка чешет забор об спину, ты и её. Вот сосед первый раз за год трезвый на крылечко сел злой как нехристь и дует в трофейный геликон. Вот поезд летит, а из него на тебя смотрят весёлые странники. Вот хулиганы поют срамные песни и кажут руками гадкие знаки. Вот сорока-ворока колечко из гранаты тащит. Вот муравей махонький, ты его тоже того, и увеличь раз во сто, отнеси в местную школу, повесь в биологию, пусть училка деток вспугнёт когда.

То есть столько разных открыток и радостных откровений, что только на жопу сядь и глазом хлопай. Обвешаешь себе дом снутри разными картинками. Ходи, споминай разные эпизоты, реплику кидай. Вот, скажем, жена клеит дырявый задостав, по-грецки будет KLYSMA («Помнишь ли, душенька, как я клизму лопнул, и как потом из тресковых мослов мы клей варили?») Вот пьяный сосед, которого вы в гости заманили, да к дереву приклеили тем же рыбьим клеем. («Вспомнишь ли, суслик, на который день он перестал издавать признак жизни?» - «Помню, пумпумпусенька!») Вот милицанер, взятый вами с заложником, которого вы после поменяли на подлинные письма Карла Маркса к дочурке своей, Жене. («Помнишь ли, зрачок души моей, чево он там всё из погреба кричал? Пустите, говорит, иначе я тут сильно пугаюся и как бы мне в этой тьме кромешной вовсе не раствориться телом и духом!» - «Так ведь не шутка, – полгода в подполе просидеть, десница помыслов моих!»)

То есть памятки на всякий случай жизни. И не только лишь.

Например, ты заснимай любую подозрительную харю, какую увидишь. Тайком, конечное дело, то есть крытою камерою, иначе зовомую «кандида». Как напечатки зделаешь, сразу беги в околоток к ихнему начальнику, вот, дескать, сколько я их вечор нафотал, глянь, можеть быть, распознаешь какого душедуба. И вот по твоей фотонаводке уже кого-то волокут за стенок, и там он вскоре признается, что в нём давно зрело намеренье переехать трамваем гадоначальника или что похуже зрело давно. То есть от тебя явная польза и власти, и гражданам с ихними гражданками.

Девок фотай голых, они это дело шибко любят. Да ты их и не спросясь фотай, их дело телячие, а тебе от таковых съёмок разное удволетварение. Пошлёшь, к примеру, в польский журнальчик «URODA», а они тебе за то золотых отвесят по почте.

Жене тоже купи лейку или там практику. Пускай она тебя тоже щёлкает, как ты в разных ситуациях. Вот ты плачешь, сериалку какую-то про безногих сироток глядишь. Или опробуешь взятый в прокате безвонный пудр-клозет системы инжинера С. Тимоховича. Или выйграл у соседской горничной в крестонолики её последний бюстодержатель, по-нашему это лифчек, и заметно торжествуешь. Или вот умный сидишь и с раздумиями пишешь руководство для кошек как и где гадить отходом.

То есть пускай она тебя столько наснимает, чтобы каждый шаг не пропал даром, а был запечатлён в альбомке под названием «Пантеон: шаги от первого до последнего». И будет тебе тогда память на века а то и выше бери.

Ты вообрази: вот сидит твой далёкий подомок и глядит, как ты на жёлтых карточках дрова сидишь рубишь, портфели тащишь, об сериале плачешь. И скупая мужская слеза поползёт у него, у подомка то есть, в ухо, потому что плакать он будет лёжа.

Учти себе эти мысли, ходуля ты беспризорная, и усом мотай.

Гвардей Цытыла, как тут и было.



предыдущее письмо  
последующее письмо