Уважаемый дорогой.

Чего-то не признаю тебя, не вижу. Или мелкий такой, или в спрятки заигрался, таишь какое злое, пистолет точишь, стрельнуть надо будто бы? Нельзя. Человек, он высоким должен, чтобы видно везде. Он чтобы яблочко где сорвать, или в окна заглядывать, а то и баскетболом играть. Он чтоб как дядя Стёпа, помнишь, да нет. Забыл. Он чтобы всё большое руки ноги голова как арбуз или дыня. Это ж насущно. Маленьким нельзя. Мелкие они ни яблочко где сорвать ни в окно заглянуть, потому рост не тот, не имеют нужного сантиметра и в это время у них расстройство. Они мелкие от этого заболевают душевно, у них головотрясение делается, а это горько, и они кто в миллионэры выбьется, кто какой диктатор Гитлер или кто. Они ж мелкие всю власть уже присовокупили, а нам то и оставили что яблочко что в окошки пялиться. Это как?

Ты вот подумай что получается. Мелкие они значит жиреть, а у нас всё в рост идёт дураки дураками жизни никакой только сидеть где в уголку да сопли на кулак. Не выйдет.

Я вот придумал штуку не пойми меня правильно, а обидно ведь, придумал, а ты смех и всё. Я придумал такое чтоб нам на коленках ходить. Это очень здорово рост в холке умаляет, и потому как-то легко и ясно жить, вокруг все сразу так целуют, по холке пальцами водят, подбадривают, маленьким зовут. Сразу другой человек, а оттого и человечество к тебе с другой стороны, как и подобает. Ты вот свысока, а я теперь думаю как бы миллионэр или какой где диктатор. Это ж так надо, оно и прогрэсс, и прочие удовольствия. Сшил сапожки себе из юфти смазной хожу не мокну ведь и коленки не сбиваю как поначалу было. Они маленькие к тебе с душком - ты тоже соответствуй. Будем когда все маленькие богато жить начнём где когда что я и тебе пособлю, гостинчик переправлю, там, не знаю, ведь не чужие, а как будто наоборот, так что не унывай, дубина, кто и куда тебя уму ещё наставит, а. Кто станет за это денег не брать, а. Вот и ты.

Я тебя письмецом побалую, а ты сядь под лампу, пальцами-то пошевели, и чтение начинай. Соседей позови, они вроде бы дураки ты думаешь, нет, не так. Они тебя тоже учить начнут, а ты шею-то гни, гордыньку-то смиряй, ведь уму учат а не как где что пакость какую. Это один.

Прочли хором раз - другой, потом как чтобы обсуждение сделать. Слова трудные выучись, в смысловую нагрузку надо чтобы понял. Спорить надо, но чтобы без кулачного наклада и рванья. Это два.

Потом все разошлись, а ты знаешь чувство какое, эх! Умное знаешь чувство, и самому вроде на небе, и жена кашу суфле тащит, и дети как тараканы или мокрицы какие изо всех щелей со своими расстройствами и счастьями.

А времечко-то идёт, а мы уже не то, жениться пора, а ты всё своё гнёшь. Нельзя. Эдак глядишь - уж у иных внуки а ты как дурак без таковых. Ты вот мне что скажешь: «Не хочу детей, хочу, чтобы сразу внуки». Так это конечно хорошо, но природа требует своего барыша, ей так не получается, потому что природа хочет чтоб женились. Как женишься да хозяйством обзаведёшься, глядишь дети уже под стол пошли, и тебе радость, и им умиление всяческое, потому как чувствуют любовь отечную. Они к тебе: «Батя, батя!» - а ты им кому леденца петушком, кому воспитание краткое, так и подрастут невзначай, ведь это ж правду прекрасно и полезно для здоровья, а оно своего требует сильно, ты здоровью так не перечь, ведь пойми помрём - а здоровья-то и нет, то-то, а, ежели б дети, они кто подушечку поправят, кто судно вынесет, и им приятно, и ты смеёшься от души, потому как любовь она так сильно здоровье поправляет, что о смерти думаешь с удовольствием, а не как мы, олухи.

Вот так сядешь вокруг семейного-то телевизора, запоёшь хором, чтоб душа в складочку, пожуришь того-иного невниманием, кого побьёшь по привычке, кому леденечка петушком - это ли не то, о чём грезили мы с тобою во дни юности мятежной? Это то.

Ты вот что: женись. Оно дело хлопотное, зато самоокупаемое. Ты когда счастье привалит, мне черкни, глядишь, и я зазнобу того.