Ночь. Мрак. Дождь. Град.
Смерть, могила, мысли — все пустяк.
Лед. Снег. Тьма. Свет
Жизнь проста, как новый пистолет.
Видишь, как с крыш льется луна
Белый декабрь. Фиолетовый лес.
Цербер уснул. Ему снятся слова
Видишь как я за куполом неба исчез.
Они продолжают молить нависшее небо над головой
Когда идет долждь, когда тает лед, когда мягок асфальт
Они верят, что есть чья-то сила, которая может их всех обласкать
Пропустить на небеса, а потом все внизу взорвать
А утро такое простое как морозное небо зимы
От смерти и до меня четыре коротких дня
Четыре коротких дня, за которые сбудутся сны
И значит стоило жить, чтобы узнать, что я — это ты
Могильный холод...
Прости меня, за то что я был так неосторожен с тобой
Нас окутал сырой туман, нас разлучил зеленый покой
Они продолжают молить нависшее небо над головой
Так пусть будет так! Прогони от меня неистерпимый зной,
Могильный холод...
А над Россией облака
Прозрачны как слюда в окне
Меня ты ждешь
Но только я давно сгорел в святом огне
Как едкий газ из длинных труб
Я вниз туманом полечу
Поставь свечу
Чтоб легче было палачу
И боль слетает с облаков
От плоти очищая мозг
И он течет с зеленых елей
Словно майский липкий воск
А тишину пронзает звук
То зазывают сирых в рай
Гори огнем,
Родной мой край!
Свобода кроется во тьме
Ведь мертвых в плен не заберут
Свобода — это тот кусок
Что за решеткой не дают
Свобода — это по весне
Хладна церковная земля
Так награди
Проклятием меня
Здесь тишина, лишь по субботам
Пьяный рокот голосов
Бессмысленность всего живого,
что пронзила ларчик снов
А по утрам все тот же сон
Ночных кошмаров древний ад
И не вернуть
Меня назад
Да будет свет — промолвил вождь
И зад свой форсфором натер
И распустил господь по городам
Великий черный мор
Сверкает празднично
В церкви мрачно пьют кагор
Сбрось мое тело в море
С древних гор
Не написал я фолиант
В шестьсот с копейками страниц
Не бросил жертву на альтарь
И в колдовство я не проник
Большое кладбище вокруг
Жадна церковная земля
Так награди
Проклятием меня
Не спится аргонавтам в соломенных гробах
Циклопам не лежится в ухоженныйх могилах
Заводятся микробы в пластмассовых зубах,
Глаза из сердолика, мозги из паутины
Оранжевые стены, зеленый потолок
Ты сочная, как мясо на мраморной витрине
Прочистит добрый гаер хозяйкин дымоход
Классические профили, обугленные спины
Из мрака нибелунги швырнули топоры
Полет их словно праздник для наших нервов нежных
Не спится аргонавтам, тесны для них гробы
Мали им сандалеты и тяжелы одежды
А утром жизнь как сказка, а утром сказка — смерть
Гомера крутят бесы по бытия пустыне
Слезинки — ка сапфиры, не устают блестеть
Плащ из сушеных листьев, штаны из парусины
Смех пышногрудых русалок
Впадает в немецкое море
О них менестрели в Варшаве
Слагают угрюмые песни
Песочные люди уснули
Сбылись их мечты о покое
Рыбак удручен печалью
Эзоп утром выпил все море
Кристальная сила проклятия
Ворота зиме отворила
А за воротами — вечность
С молчаливыми шпилями сосен.
Принцесса была не в духе
И жениха зарубила.
Долго над городом зимным
Вьюжила нечистая сила...
Но будущее есть и оно уже не за горами
Там фрейлины в белых масках понуро пойдут на плаху
Был превращен очевидец Великим Гудвином в черепаху
И сварен в чугуном чане с кореньями и бобами
Смех пышногрудых русалок
Сквозь призму бутылок льется
В город приехал зверинец —
Рыбак заточил свой кортик
А в зеркале чьи-то лица
Из памяти боль сотрется
Серый туман клубится
Я глуп и свободен как птица
Но будущее есть и оно уже не за горами
Динары восточной чеканки пойдут на строительство плахи
Вползут в города Сибири гигантские черепахи
Пока мы играем в бисер и наслаждаемя снами.
Грустно за городом рвет одуванчики томная Гала Дали,
Рупор приделай к свинцовому кабелю и на тот свет позвони.
Слышишь, как сжался покой... не уходи, постой,
Слушай, что скажет тебе с того света нордический голос глухой.
От тебя и до меня восемь веков и четыре дня
Брамин устал, Брамин зевнул, сел в самолет, что умчится в Кабул.
Может быть день, может быть год будет парить в облаках самолет.
Непостижим мир конопли Галы Дали.
А над землей ритуальным подснежником вновь расцветает луна.
Призрачна гладь океана безбрежного, чернь как обычно пьяна.
Не уходи, постой, нам все равно не разрушить покой.
С треском сойдет к разворованной ризнице образ, тряся бородой.
От тебя и до меня вымрут верблюды, дорогу храня,
Выключит свет в коридоре день, вдолбит таблетку стаканом в мигрень
И улетит за облака, где бесконечности вьется река
Неспостижим мир конопли Галы Дали.
В горы уйдут сумасшедшие лыжники, гири к ногам привязав,
Им не дойти до магической Свастики и не вернуться назад.
Не упускай мой взгляд и не засохнет наш грушевый сад.
Гала Дали соберет краски в ящики и увезет на Арбат.
От тебя и до меня как до кошельков, что деньгами звенят,
С той стороны к нам придет ответ — тени великих нас ждут на обед,
Мы проплывем сквозь облака, холодом звезд опалит нам бока,
Непостижим мир конопли Галы Дали.
Зимой унесет в небо ветром меня,
Там Юры Гагарина дух жизнерадостный
Украдкой глядит сквозь дыру в облаках
И по самолетам стреляет из бластера,
Но не перестрелять их ему никогда,
И превратится душа моя в свастику.
В морозной земле спят, как боги, жуки
Им снится зеленый голландский табак.
Нас плотным кольцом окружают враги
Им невыносимо, что мы уже классики
Мы были с тобой в этом мире одни
И заблестят наши души, как свастики.
У нас нет капусты, у вас нет бобов
Архангелов головы крутятся в космосе
А прошлое — только игра наших слов
И мы оживляем их силой галактики.
И разрезая гранит облаков
Закружатся наши души, как черные свастики.
Вот так марсиане и вымерли к общему горю,
Взорвавшись кровавой луной над блокадной Невою
Свихнулся от вспышки интеллектуал Заболоцкий,
Направив энергию мысли на промысел плотский.
Ползли, засыпая от пуль, марсианские негры,
Печально быть негром, особенно если он беглый,
Тревожно быть негром, даже если родился он белый.
Рухнул на нас с облаков Гавриил обгорелый.
Рассыпалось тело, труба укатилась в канаву,
Нисколько не жаль мне угрюмую нашу державу.
Вот так марсиане и вымерли к общему горю
Никто не вернулся в живых с негритянского поля.
Остались атланты, что держат хрустальное небо,
Им чуждо святое — не жаждут ни крови, ни хлеба.
В их крепких руках погибают ромашки и розы
Из гипсовых глаз тихо катятся горькие слезы.
Остались папирусы нерасшифрованных знаний,
Остались слова, только мы их не слышим годами
Вот так марсиане и вымерли к общему горю,
Взорвавшись кровавой луной над блокадной Невою.
Город, похожий на склеп
Конура для уставших от бед
А время, как пластырь, залечит души моей рваные раны,
А нам остаются пустые стаканы...
Проще отправиться спать,
Чтобы ночами ночей не знать
И это поэтому прошлому может казаться странным
А нам остаются пустые стаканы...
Оставь серый порт, черный бриг
Не достигнет цели наш крик
В наших мыслях кошмар, в наших мыслях туман
В наших мыслях вульгарные дамы...
И, как следствие, нам остаются пустые стаканы...
Предположим, что сегодня в звонкий стон трамвайных линий
Перейдёт истома ночи, как в похмелье дивный грог
Дни, как снег — однообразны. Впереди — простор великий
И летит зловонный пепел, — то бежит единорог.
Нас ослы везут куда-то, нас царапает терновник,
А в желудках наших дыры сверлят злые мухоморы.
Развлекается с принцессой взбудораженный полковник,
А кругом цветут сирени, а кругом снуют шпионы.
Родная, родная, родная земля
Молочные реки, бескрайние поля,
А наутро болит голова...
В церкви крабятся кастраты. Пьют портвейн и жрут капусту,
Наблюдают в щели плоти за молекулами мира
Их оранжевая кожа вожделеет мух укусы,
Им нашёптывает мысли мутноокая Сивилла
Нам ни горечи, ни злости не оставили пропойцы,
Тополиным пухом ветер раскидает нас по миру
Не помогут заклинанья и магические кольца
Нет ни похоти, ни злости, нет ни дома,ни могилы.
Родная, родная, родная земля,
Молочные реки, бескрайние поля,
А наутро болит голова
От тебя, моя родная,
Не добраться мне до рая
И топор святого Павла
Покачнулся, угрожая
И ножи речной осоки
Перережут наши глотки
Задубевшие от песен
И прожжённые от водки...
Положи свою скрипку в маленький гроб
На распутье дорог закопай в четверг
И тебя не забудет уставший Бог
И откроет к обеду все тайны рек.
Воды Рейна укроют тебя от всех
А факиры запустят в столице змей
Старый Бог пожурит за никчемный грех
Да откроет свой молекулярный музей
Доктор Геббельс, давай сочиним,
Доктор Геббельс, давай сочиним,
Доктор Геббельс, давай сочиним
Белый Блюз!
Сочиним свою песню, да о колдунах
что глядят на вас сквозь известку стен
Нагоняя на вас, обывателей, страх
Погружая в сон и литургический плен
Так отдай контрабас в крематорий скороей
И молись чтоб огонь его душу спас
А весной проспается старый Рейн
Бледным утренним светом проходит сквозь нас
Доктор Геббельс, давай сочиним,
Доктор Геббельс, давай сочиним,
Доктор Геббельс, давай сочиним
Белый Блюз!
В Москва волосатые гадины
Боятся скинхедов с окраины
Газеты писали о Сталине
Теперь о напитках Баварии
А дождь продолжает накрапывать
А время уже давно заполночь
Весна доконает нас старостью
И невкусной бутылочной пакостью
Тоска!
На протяжении наших бессмысленных дней
Тоска!
И жизнь кажется долгой...
Бетонные склепы осветятся
Ликами блеклых огней
В рюмку Железного Генриха
Мне налей суицида скорей
А дождь продожает мыть кожу
Сдохших от страха змей
Весна доконает нас старостью
Сквозными ветрами и талостью
Тоска!
На протяжении наших бессмысленных дней
Тоска!
И жизнь кажется долгой...
Останься со мной у причала
Смотреть как взорвут корабли
Меня в пьяной дреме качало
Тебя ослепляли огни
Ритуальных костров на рассвете —
Их дым до сих пор стоит
Бог Дьявола не заметит,
Зато Инквизиция бдит
Тоска!
На протяжении наших бессмысленных дней
Тоска!
И жизнь кажется долгой...
Давай пошлем царевича за смертью
Посмотрим как он будет лезть сквозь горы
И алчно грызть в ночи звенящий ветер
Что вырвется из ящика Пандоры
Подружка в грусти кушает таблетки
Хрустит как жук листками мандрагоры
И скоро руки превратятся в ветки
И лопнут чресла словно помидоры
И скорлупой ореховой покрывшись
Вевольфом взвоет посланный за смертью.
Кончиной бытия не заразивши,
Засвищет в тубу бородатый ветер
И возникают трещины в пространстве
Досталось мне унылое наследство:
Моя квартира в тридесятом царстве
На кухне гроб — и в нем моя невеста!
Разве вам не нравится
Как все это выглядит
Трогают нас пальцами
Вымершие римляне,
Призрачные римлянки
Нас зовут в могилу,
Раскололась жизнь моя
На две половины.
Турки нас не трогают,
Янки нас не греют
Времена античности
Нам сжимают шею
Призрачные римлянки
Нам всего дороже
Так, что муравьи ползут
По арийской коже...
Как глубоки могилы декабристов!
Задашь вопрос — ответа не услышишь...
Кому здесь отвечать — одни варяги
В кромешной тьме, как бегемоты дышат.
И думают о золоте Эллады,
А может быть, о серебре арийцев,
Угрюмый гринго с хрустом ест стаканы
И солнце — словно праздничная пицца,
Сегодня он в Варшаве, завтра — в Ницце,
Душа его — испуганная птица...
Ушли в тайгу подружки декабристов
И бьется гринго в истеричной коме,
Рогами упирается в деревья
И прозябает в пьянстве и в содоме.
Но вот уже бессмертие приходит,
И ломится в оранжевые двери,
Оно всех нас когда-нибудь угробит,
Ввергая в бесконечность, как в потери,
Мелькают, словно выстрелы, недели
И кажется, что мы уже у цели...
Как далеки гробницы фараонов,
Как благородны глиняные лица,
Как иллюзорны греческие боги
И как чисты иллюзии нацисток.
Сегодня будут снова есть корицу
Простые эфиопские крестьяне.
Вот так почили в бозе декабристы,
А я лежу как Пушкин на диване,
Мне Жак Руссо играет на баяне,
Исходит пеной цианид в стакане...
Так хочется зарезать палестинца
И хряпнуть охамевшего монгола
В душе бушует серебро арийцев,
А мы еще так далеки от дома...
Апрельским вечером две равнодушных девы
Тянулись нежностью к поэзии зеркал.
— Ты подожди, ведь я так долго ждал,
Сказал убийца, съел кусочек мела
И заточил дамасский свой кинжал.
Не дошел до ручки Крендель
Смачно ухнул в запределье
Засквозило замогильем
Зачернело внеземельем
За абстракцией вселенской
Зацвела метафизичность
За стеклянностью оконной
Проявилась чья-то личность
За метафорой скелета
И поэзией разврата
Обрела себя двуполость
Психологией кастрата
Дни идут под свист свирели
Вечность истины, поверьте:
Ничего прекрасней нету
Нежных поцелуев смерти.
Не дошел до ручки Крендель
Смачно ухнул в запределье
Засквозило замогильем
Зачернело внеземельем
За абстракцией вселенской
Зацвела метафизичность
Растворилась внереальность,
Ненадежная наличность
А потом была ночь.
Долгая ночь для меня и тебя
Насекомые плыли
Как бригантины в неона огнях
И весь город
Был нашим музеем.
Он плавил нам кожу
Ломал наши стены
Он делил наши чувства на части
В стремлении нас уничтожить.
И вот я остался совсем один
Идущий куда-то вдаль никому не знакомый прохожий
Захлопнув дверь
В пятницу после обеда
Я превращаюсь в Будду
На пару коротких часов
А ночь так и хочет меня стереть
Лишая покоя, свободы снов...
И я ожидаю, как праздника, смерти
Но она не приходит и мне нехорошо.
И кто-то нагло заглянет ко мне в окно
И я превращаюсь в обитую кожей дверь
В которую ломится вор
Которого ищет зверь.
И сквозь грязь окна
Сквозь бесконечный дождь
Крадется понурая вечность
К обитой кожей двери.
А память — это всего лишь пыль,
Гонимая ветром.
Намного забавнее,
То, что ждет впереди...
Мне безразлична реальность,
Ведь я, словно Дьявол, один
Стою на высокой башне
И брезгливо плюю на мир.
В Египте восходит солнце, а в Риме взойдет луна
Лопнул китайский зонтик, с дождями пришла весна
Плаксивое небо марта укроет тоской меня
И мне не увидеть город с Летучего Корабля
Укрывшись персидским пледом, чтоб бриз не унес во мглу
Мертвый шкипер синеет и держит путь на луну
Нам нужно дойти к рассвету и у Лилит взять яд,
Которым ты, моя радость, меня переправишь в ад.
Не нужен мне берег турецкий, не нужен мне замок Иф
Ведь ты остаешься за кругом, мой праздник не разделив.
Раскрасят заборы мелом, и стекла протрут сукном,
Съедят пару ложек меда, и рейнским запьют вином
И через щели мира, как дымка из шалаша,
Рассеиваясь в пространство, моя просочится душа
Лопнул китайский зонтик, с дождями пришла весна
В Египте восходит солнце, а в Риме взойдет луна.
Гробы собираются в стаи и улетают в Крым.
В желтое небо мая уходит табачный дым.
Жареные мустанги копытами грунт дробя,
Впадают в средневековье. Так проходит магия дня.
Так проходит алхимия ночи, сквозь астрологов и китов
Готикой архитектура потревожит бредовость снов.
Ажурный каркас сравнений, очищающий культ огня,
Метафизика ограничений, так проходит жизнь сквозь меня.
Начитавшись абсурдных басен Шлиман заступом в землю вник,
От его проявившихся башен содрогается материк,
Астронавты буравят небо, а по небу плывут гробы,
Устремившись мечтою следом в их летучесть вольемся мы.
Оставляя любимым детям то, чем сами наелись всласть
Обжигающий летний ветер, пустоту и моральную грязь.
От условностей освободившись гробы улетают в Крым,
Вот так и проходит вечность сквозь меня, как табачный дым.
Проходя сквозь фундамент морга, Адам обратил внимание,
Что структура бетона разумна и находится в вечном движении
И бессмысленность существования точно так же терзает сознание
Жизнь проходит в тоске по Родине и в бессмысленном накоплении.
А покойники в исступлении колотили в дверь холодильника,
Будто что-то оставили дома, будто их еще не забыли
Но угрюмый разум оракулов укрывал серым снегом могильники,
Так приходит тоска по Родине, так уходят в туман Валькирии.
Но без горечи и без радости грыз Адам наливные яблочки,
Ела Ева зеленые персики, бог на них смотрел в окулярчики
Раскололось небо весеннее на зеленое и бесцельное
Жизнь проходит в тоске по Родине, все печальное и похмельное.
Прилетай на метле, любимая, приноси с собой вечер сладостный,
Мы с тобой отправимся странствовать в параллельный мир, там, где радостно,
Ведь структура бетона разумна и находится в вечном движении,
Жизнь проходит в тоске по Родине и в бессмысленном размножении.
Будет полдень, когда по асфальту
Побредет запьяневший оркестр
Мелкий дождь будет резать лица
И порезы заполнятся кровью
Приоткрывши глаза не узнаешь
Ты меня в моем новом обличье
Тихо снег по дорогам тает
С неба падают перья птичьи
А из дыр в земле бьют фонтаны
Обходи стороной эту воду
Мои души в пустотах мира
С Иеговой ведут беседы
Что закончатся долгой войною
Хорошо мне было с тобою...
Отыграл оркестр литургию
На нестроящих медных дудках
По домам разошлися люди
Унося с собой капельки счастья
Чтоб из грязных окон на небо
Зреть невидящими глазами
Ожидая что добрый ветер
Разорвет грозовые тучи
А на утро чужие руки
Обнимают усталое тело
Мои души в пустотах мира
С Иеговой ведут беседы
Что закончатся долгой войною
Хорошо мне было с тобою...
С детства учили, что есть беднее нас
И они где-то там
И нужно жалеть их, ведь им очень плохо
Жалеть их, укрывшись в бетонных домах
Жалеть их размеренной жалостью нашей
Чтоб всем понемногу хватило им
Чтоб сели на шею нам, наплакавшись вволю,
И, свистнув кнутом, погнали нас в Рим.
С детства учили, что нужно быть добрым
И негров любить, всем расистам назло
И каждому негру купить по винтовке
И чтоб веселее, напоить их вином
И чтоб веселящего этого зелья
Всем понемногу хватило им
Чтоб сели на шею, ликуя от одури,
И, свистнув кнутом, погнали нас в Рим.
С детства учили, что нужно быть щедрым
Хромых и убогих рублем одарять
Чтоб за день у них было по миллиону
И чтоб каждый из них мог Рокфеллером стать.
Чтобы богатство в мешки насыпая
Брезгливо смеялись, пока мы все спим
И обнаглев от предчувствия рая
Стегнули кнутом и погнали всех в Рим.
* * *
И солнце взойдет над седым моим краем
Выдохлись мы — нам не нужен рассвет
Серые мыши от жара сгорают
Пусто вдали, да и прошлого нет.
Нежно возьмешь в руки серый мой пепел
Призрачно небо блеснет неземным
Пепел подхватит порывистый ветер
И под дождем понесет меня в Рим...
Спускался даос с неприступных гор
Под мышкой нес заветные застежки
В деревне дико заметались кошки,
Тревоги странной запылал костер.
Закопошились в банках пауки,
Заклокотали пьяные крестьяне,
Пытаясь изменить свой мозг бараний,
Употребляя квинтэссенцию тоски.
А даос шел, как носорог
И пел о чем-то нереальном
И звезды золотом сусальным
Лучи роняли на песок.
Блеснет в глазах седой металл,
Когда в них отразится море
Ни наслаждения, ни боли
Не знают духи вечных скал.
Жизнь — как чужой абстрактный бред,
Вплетенный в лирику абсурда.
Швырнуть в небытие котурны,
Где никакого бога нет.
А солнечный свет затих
Он боится тьмы
Шум раскололся
О панцирь стальной тишины
Дорожную пыль несет к смерти ветер осени,
Зимние проседи в будущем слышны.
Остаешься здесь ты —
Так пожелай мне войны!
Газеты центральные,
В них загоробные новости,
Пестрые зонтики,
Трансцендентальные повести.
Дорожную пыль с течением времени тянет к алчности,
И, затуманившись, окна так странно пусты...
Остаешься здесь ты —
Так пожелай мне войны!
Но несговорчивы
Черной Мессы романтики.
Глянцевый иней —
Да на погребальные бантики!
Дорожная как идея о вечном празднике,
Асфальты вечерние так опасно пусты...
Остаешься здесь ты —
Так пожелай мне войны!
Без грустных карлиц жизнь с могилой схожа,
Где крабовидные от похоти ослицы
Вопьются бивнями мне в рожу
И станет бытие темницей.
Так думал Мастер, бревна ковыряя,
Когда плешивый хитрый пилигрим
Достал его пращой из-за сарая,
Оставив дядю вечно молодым.
Природа прозябала в изумлении,
Когда ее кромсали топорами.
А Мастер постигал процесс гниения,
А пилигрим — глубины подсознания.
Жуки летают и корежатся ослицы,
Крестьяне ищут в речке Атлантиду,
Черствеют души и звереют лица,
Без карлиц жизнь похожа на могилу.
Они шли по куполу неба, а мы шли по краю могилы.
Смотрели, как старое солнце зеленым арбузом всходило.
Грызли железные хлебцы малахитовыми зубами,
А то, что сегодня было, пусть останется между нами.
Открыты все двери мира — входи в какую захочешь.
На небе топор алмазный на нас с рождества заточен
Мы их называем святыми, а они нас считали врагами,
А то, что сегодня было, пусть останется между нами.
Бесконечна магия слова, нам мерещатся молоты Тора,
Позади неземные просторы, впереди — изумрудный город.
Они шли по куполу неба, а мы пробирались горами,
А то, что сегодня было, пусть останется между нами