Пусть это будет наш с тобой Хорст Вессель,
А небо в зимней дымке над Тюменью.
Мы не найдём себе другого места
Для пьянства, богохульства и безделья.
А сатанисты рубят в чёрной мессе,
История их задвигает в угол.
И мы сопьёмся, радуясь, что вместе,
И мы умрём упрямо друг за другом.
А время занимается бессмысленным отбором,
Рассвет размазав по лицу и спрыснув самогоном,
У каждого есть в сердце по мрачному уроду,
Так вот она какая, красавица свобода!
Маревом чёрным закутаны реки,
Время к обеду на всём белом свете,
Долго мечтали учёные греки
В дурмане вина о железном кастете
Горы в песок растираются морем,
Негде укрыться от ласковой боли
Эй, поделись-ка скорей своим горем!
Памятник Зигфрида в мраморной тоге
Моя алхимия газовых камер!
Трудно в бетоне неровного света
Дай-ка мне дотянуть до рассвета
Лиши соловьи напоют нам об этом
Стальные ножи да погонные метры.
Время любить свою родину-мать -
Твою чёрную душу бескрылую
Кружкою пива отблагодарю
Мою алхимию газовых камер!
В полночной могиле моей прорастает злость.
Зайди ко мне в дом, волосатый гость.
Каких тебе ещё не хватает свобод?
А мне полнолуние спать не даёт...
Наша родина - Бухенвальд!
Зажги по углам поминальных свечей,
Сегодня наш праздник, а значит ничей.
В двадцать карат заблещет нордический лёд,
А мне полнолуние спать не даёт...
Наша родина - Бухенвальд!
Магический жезл уже никому не вернуть,
В круг змеи закован солнечный путь.
Каких тебе ещё не хватает свобод?
А нам полнолуние спать не даёт...
Наша родина - Бухенвальд!
Долгие улицы, железные нервы -
Лето бьёт жарой, кастетом бьют стеклы.
Куда подеваться больному еврею?
Не съехать в Израиль, не убраться в Корею.
Некуда, некуда, некуда деться,
И на горизонте, словно солнце - Освенцим.
Лишь не боятся в тайге партизаны:
Голое небо да рваные раны.
Нордические руны мы сделаем сами
И чёрная река течёт между нами.
Некуда, некуда, некуда деться,
И на горизонте, словно солнце - Освенцим.
Зальётся асфальтом, засыплется снегом,
Забудется временем, опустится небом,
И вечные души сольются в пространстве,
Окутав туманом великое братство.
Некуда, некуда, некуда деться -
Тело стареет, кончается детство,
Некуда, некуда, некуда смыться -
Не спрятаться в доме, в тайге не укрыться.
Свет зажжённых фар, факелы, кинжалы, люди в колоннах.
Бродит, страдает, не спит душа покойного Адольфа.
Она несёт с собой издалека тяжёлую поступь штурбан-отрядов,
Она вселяет в души страх нордической мощью военных парадов.
Прочитай по рунам, эта магия кончится днём,
Прочитай по рунам, пока их не залило огнём.
Браун Шухер!
Свет зажжённых фар, факелы, кинжалы, люди в колоннах.
Бродит, страдает, не спит душа покойного Адольфа.
А нам-то осталось - дойти до неба, залить свинцом заболевшие головы
И беспощадно громить отребье, оборзевшее от водки и голода.
Прочитай по рунам, эта магия кончится днём,
Прочитай по рунам, пока их не залило огнём.
Браун Шухер!
Бесполезная случайность, обречённость, обручальность,
Бесконечное молчанье, похоронное бренчанье.
А ты ещё хочешь быть новым как бомба,
Хочешь быть светлым, блестящим и целым,
Жаждешь быть Содомом-Гоморрой:
Черным, красным, белым и древним как свастика!
Через реки и овраги, сквозь помойки и клоаки
Положи в конец пробега к не растаявшему снегу.
Скрытый зов услышат зомби, расползаясь под асфальтом.
Ты хочешь быть великим пророком:
Черным, красным, белым и древним как свастика!
В нас стреляли, но мы не плавились,
Нас душили, но мы не тонули,
Пентаграммы писались на спины,
Серебром отливались пули.
Только небо стоит холодное -
Сыплет искрами нам на головы
Да каменья в пещерах светятся
Перетерпится, слюбится, стерпится.
Нюрнберг!
Из красных рубинов и жёлтого золота
Карлики славятся гобеленами.
Чёрные метки рассыпав по городу,
Сидят демиурги за прочными стенами
А погода стоит холодная -
Да верёвки на крючьях потные,
Да каменья в пещерах светятся.
Перетерпится, слюбится, стерпится.
Нюрнберг!
Беспробудностью пьяной осени
Да холодной небесной ванною
Боль надавит в голодные головы,
Разрастаясь кровавыми ранами.
Только мысли мои измучены,
Да верёвками крепко скручены,
Да каменья в пещерах светятся.
Перетерпится, слюбится, стерпится.
Нюрнберг!
Чужие звёзды, согрейте нас!
Патрон в обойму и свет погас.
Родные дети твоей страны
В подвалах SD никогда не дождутся весны.
Пивные путчи, в ноябрьский час
Костры Рейхстага в ночи трещат.
Родные дети твоей страны
В подвалах SD никогда не дождутся весны.
Ночным весельем да колдовством,
Всё обернётся пурпурным сном.
Родные дети твоей страны
В подвалах SD никогда не дождутся весны.
Но это всего лишь сон спускается с низких туч
И в окна стучится. Бог нам сегодня послал
Лёгких прозрачных ангелов, оседлавших весенний луч.
Много на свете цветов, которые я не сорвал.
Много на свете жуков, которых я не убил.
Много на свете тьмы. Как кружатся наши сны!
Многие не дошли в пятницу на карнавал.
Много на свете вещей, которые мне не нужны,
Одна из них - это любовь твоя, господи!
Проездом из Чикаго - руки в карманах.
Старухи в трамваях боятся хулиганов.
Беспомощные греки и раскрашенные дамы,
Дремучая тайга и бухие партизаны.
Хорст Вессель не любил стихи про амальгамму...
Да здравствует Бавария, пивное варево!
Да здравствует Бавария, резьба по дереву!
А солнце на рассвете раскрасит наши крыши
Сожрали всех ослов - теперь по плану мыши
Заглянешь в телевизор - поганые всё рожи
Попал еврей к фашистам - с него содрали кожу
Хорст Вессель не любил задумчивых прохожих...