ДИСК 1: ЗОЛОТОЙ ВОСХОД
1. Гимн честных гаеров #
2. Black and Blue
3. Пустые стаканы
4. День Зарифа
5. Надежа покидает человека
6. Верь мне!
7. Нам,погребенным
8. Февраль
9. Прохожий
10.На восток!
11.Не выходи(нигде)
12.Мудрым и справедливым
13.Зыбкий полет
14.Город
15.Давай!
16.Дождь 88
17.В Рим
18.Бриг 2
19.В мираж
20.Вальс Ч.
21.Ожидание Войны
22.Не наступит #
23.Панихида по...
24.Встречные огни #
25.Гретхен. #
Все песни — Кирилл Рыбьяков, # — Кирилл Рыбьяков/Юрий Крылов
ДИСК 2: МАТЬ ТЬМА
1. Наверно
2. Амон Ра
3. Бриг 1
4. Почему? #
5. Адольф
6. Song для Фрэнка
7. В мираж (бонус трэк)
8. Мешок ##
9. Не спи #
10.Тишина
11.День Зарифа (бонус трэк)
12.Героин
13.В этих домах
14.Солнце,похожее на тебя #
15.Ветер в голове
16.Зима (часть 1)
17.Зима (часть 2)
18.Зима (часть 3)
Все песни — Кирилл Рыбьяков, # — Кирилл Рыбьяков-Юрий Крылов, ## — Кирилл Рыбьяков-Игорь Булдаков
Один из стандартных философов как-то выдвинул теорию, что все люди на протяжении своей короткой и никчемной жизни проживают не свою жизнь, а историческое время всего человечества, начиная с карманьонских людей и, якобы только под конец жизни доходят до своей исторической эпохи и становятся мудрыми. И орал он об этом на всех углах своей грустной родины,пока его не утешили обрубком трубы у какой-то рюмочной. Наверное, в эту секунду он обрел свою мудрость. Я же, в отличие от него, мудрым не стал — стал старым. И то, что записано на этих пластмассовых кружочках — не может быть расценено ни с исторической, ни с временной, ни с философской позиции. Это просто песенки, которые я сочинял, начиная с пятнадцати лет. И поэтому — это мой самый главный альбом, местами нелепый, местами грустный и тревожный, как, в общем-то, и вся моя жизнь. Эти композиции не имеют ни к кому отношения, ибо они только мои, это мой взгляд на мое проявление в вашем мире.Поэтому и к ним никто не имеет отношения. Этой несложной магией я строил свой мир, так как ваш мне не нравился с рождения. А нравится он вам, или нет — не мое дело. Но, судя по тому, что вы вглядываетесь в эти буквы, вы Тот Кто Желает Знать, потому что к другому этот альбом просто не может попасть. Вы тоже строите,или начинаете строить свой маленький мир? Это самое лучшее и, в то же время, самое опасное, что можно для себя выбрать. Будте осторожны. Посмотрите — у меня нет ни дома, ни друзей, ни врагов, ни бога, ни черта, ни дна, ни покрышки, Но у меня есть бесконечный простор и безграничная свобода делать только то, Что Я Желаю. И нет другого закона!
Записано в период с 1992 по 1997 год в Сумеречной Зоне на базе одного малоизвестного Тайного Общества. В записи принимали участие немногочисленные деятели вышеупомянутого Тайного Общества, имена которых, по известным причинам здесь не публикуются. Запись осуществлялась с применением оккультных техник, поэтому трэки местами не прослушиваются, по причине проникновения в иной мир. ТХРУК!
Мы все бросим пить,
Мы бросим курить,
Мы будем все спать
Только по одному,
Мы будем работать -
Строгать и пилить
И будем молиться
Ему одному.
А на сбереженные
Пропуски в Рай
Всем нашим бездомным
Построим сарай
По типу и образцу
Новых квартир
И может быть хватит
Еще на сортир...
Рассвет поднялся на крыши,
Ветер утих и не видно дождя.
Ночь живет в трупах нищих
Ночь сегодня обходит тебя.
Цветов слишком мало.
Не хватает на мир ни гвоздик,ни роз.
Снег выпал. И где-то в поле
Слепили бога из сомнений и слез
Черные волосы и голубые глаза.
Дорогу луна освещала,
Когда он крался по дороге домой.
Было ни поздно, ни рано
И мне был обещан уют и покой.
Но, боже, меня сохрани от друзей,
Которые в эту минуту пьяны.
Беседуют призраки рядом со мной,
Высунув репы из липкого сна.-
Черные волосы и голубые глаза.
И зима продолжает поход,
Падая снегом, слепя городскими огнями.
Наступит утро — принесет Новый Год,
Ты можешь быть с ними, а можешь быть с Нами,
Ведь гробов в мире много,
Поэтому хватит на то, чтоб укрыться всем нам.
А снег или дождь — так это от времени года.
Эй, кто там крадется по снегу так рьяно
Черные, как небо, волосы и голубые, как лед, глаза.
Город похожий на склеп,
Конура для уставших от бед,
А время,как пластырь, залечит
Души моей рваные раны
И нам остаются
Пустые стаканы.
Проще отправиться спать,
Чтобы ночами ночей не знать
И это по этому прошлому
Может казаться странным
И нам остаются
Пустые стаканы.
Вскоре выпадет снег,
Он пригласит нас с тобой на ночлег
И даст нам забыть о войне, о вине
И о ветре в карманах
И нам остаются
Пустые стаканы.
Оставь серый порт, черный бриг,
Не достигнет цели наш крик,
В наших мыслях — кошмар, в наших песнях -туман,
В наших жизнях — вульгарные дамы
И, как следствие, нам остаются
Пустые стаканы.
Смотрит пьяный Зариф сквозь сеть домов
И паутину судеб
Праздник странно затих,
Праздника больше для Зарифа не будет.
День, словно в бреду,
Он так похож здесь на тюрьму
И только
Если он сделает шаг
Со стороны стены
Нервный горох его сердца
За обедом сгрызут колдуны.
День, словно в бреду,
Он так похож здесь на тюрьму
И только
Мрачный греческий ром
Смотрит врагом из глубины бутылки,
Будь осторожен, ведь он
В памяти вилкой наделает дырки.
День, словно в бреду,
Он так похож здесь на тюрьму
И только
Старый пьяный зариф
Вынужден дымкой сквозь двери сочиться,
Чтобы попасть к тебе в спальню
где де рассвета с ним ничего не случится
День!
День уже никуда не придет,
Ведь он никому не нужен.
И алтарь в сером песке
Будет на смерть простужен.
А ты вспоминаешь всех святых,
Идя на работу по лужам
И, кажется — вот и пришло твое время...
А мир все равно превратиться в войну,
Как бы ни был он крут и всем нужен
Вооружаться скорей успевай,
Здесь не нужен тот, кто безоружен.
И солнечный свет обнажает клинки
И смеется с небес в ваши рожи.
А я чернокнижник, мне днем как-то влом
И я скоро его уничтожу.
И пускай злая свобода
Тебя никогда не найдет.
И вновь выходить в эту синюю грязь,
Лишь только пробьют третьи склянки.
Цветы устали в амбарах сгнивать,
Им не вывернуть мир наизнанку.
Ожесточается долгий восход,
Он не выдержит натиска ветра.
Так иди себе с миром, покуда идешь,
Какого тебе еще света?
И пускай светлая девочка Надя
Тебя никогда не найдет.
С наступлением вечера
Уверенность ушла в небеса.
Под раскидистым инеем
Черные дни приоткрыли глаза.
Верь мне, когда будешь одна.
Над плоскостью пламени,
На котором мы все сгорим
Отражаются странные вещи,
Которых не видно другим.
Верь мне, когда будешь одна.
Я потомок величества
И меня нужно сдать в музей,
Но под небом империи
Для нас всегда была масса рей,
Верь мне, когда будешь моей!
Отпущу свою лунную птицу наволю.
Мне с ней было легко в этот суетный век.
Распахнулись ажурные двери покоя,
Бесконечность чиста, как рождественский снег.
Выйду ветряной ночью из душного дома
Окунутся в прохладную снежную боль.
Я держал твое жаркое сердце в ладонях,
И декабрь вокруг таял...
Нам, погребенным в глубинах вод -
Сердце, вынутое из камня,
Нам, погребенным в глубинах вод -
Душу, вылитую из стали.
Шесть звонких часов в структуре метели,
Шесть легких мгновений в пределах огня.
Шесть тысячилетий, и вот я у цели -
Короткая смерть от тебя до меня.
Нам, погребенным в глубинах вод -
Сердце, вынутое из камня.
Нам, погребенным в глубинах вод -
Душу, вылитую из стали.
А день каждый раз превращался
В глубокие пьяные ямы
И чтобы было не скучно -
Беседы о всякой дряни.
И, чтобы было, как в сказке -
Три ведьмы, три дня, три дороги -
Мы красили лица, как маски
В цвета бесконечной тревоги.
Месяц февраль -
Как новая эра железа
в ослепительной странной тайге.
Месяц февраль,
Нас демоны водят по кругу,
Мы сходим с уса в непроглядной мгле.
Месяц февраль.
Какое пологое чувство,
Так поднадоела нирвана
И, чтобы продлить чем-то вечер,
За шнапсом мы гнали к цыганам.
А солнце падало в ямы,
А в ямах синели боги,
А дни уходили, как дамы,
Отдавшись свободе дороги.
Месяц Февраль -
Как новая песня монахов,
В беспредел отошедших от дел
Месяц февраль,
Усталость — любимое чувство,
Если ты умереть не успел,
Месяц февраль...
И мир превращается в слезы,
Они жгут кислотой мои нервы,
Пока ты не будешь рядом,
Не нужно ни бога, ни веры,
Пока мы не будем вместе,
Под небом не будет мира,
Я куклу слеплю из теста,
Иголкой войдет в нее сила.
Месяц февраль -
Пора уходить отсюда,
Пока мой мозг не сгорел дотла.
Месяц февраль -
Украсил ночью наш город,
Словно ядерная зима.
Месяц февраль...
А потом была ночь. Долгая ночь для тебя и меня,
Насекомые плыли, как бригантины в неона огнях.
И весь город был нашим музеем,
Он плавил нам кожу, ломал наши стены,
Он делил наши чувсва на части,
В стремлении нас уничтожить.
И вот я остался совсем один -
Бредущий куда-то вдаль,
Никому не знакомый прохожий.
Захлопнув дверь в пятницу после обеда,
Я превращаюсь в Будду на пару коротких часов,
А ночь так и хочет тебя стереть,
Лишая покоя свободных снов
И я ожидаю, как праздника, Смерть,
Но она не приходит — и мне нехорошо.
И кто-то нагло заглянет в мое окно
И я превращаюсь в обитую кожей дверь,
В которую ломится вор,
Которого ищет зверь.
И сквозь грязь окна, сквозь бесконечный дождь
Крадется понурая вечность к обитой кожей двери,
А память — это всего лишь пыль, гонимая ветром
По гулким кварталам бреда. И мне до тебя не дойти.
Мне безразлична реальность,
Вендь я, словно дъявол — один.
Стою на высокой башне
И брезгливо плюю на мир...
Ты уплываешь на восток на джонке, цвета песка
Облака — они затянут тебя навсегда.
Блуждающие огни. Какие мертвые дни
Впереди караулят тебя по пути
На восток.
Там небо красят в серебро, чтоб ночь чуть звонче была
Навсегда приютится на крышах весна.
И вот ты медленно едешь в ночь на розовощеких ослах
И твой страх остается в плешивых горах
По пути на восток.
Нам никуда не дойти, слишком много в пути потерь.
Эту дверь не откроет ни бог, ни зверь.
Медленно тает снег,струится пласмассовый день,
Чья-то тень покидает эпоху весны,
Наши жизни лишь сны.
Не выходи на улицу — там грустно,
Не выходи на улицу — там дождь.
Не выходи на улицу — там пусто,
Не выходи на улицу — ты там умрешь.
Снова тает снег, наступает весна,
Время скуки и сна.
Все уходит прочь, все стремится к себе,
Наяву и во сне.
А мы — все так же нигде.
Не выходи на улицу — там грустно,
Там ветер гонит пыль, там месят грязь,
Не выходи на улицу — там пусто,
Успеешь ты еще туда попасть.
Хорошо бы закрыться в своем гробу,
Сигареты курить и пить чай,
Хорошо бы плюнуть на то, что вокруг
Не хотеть и не знать.
И быть все так же нигде.
Ты хочешь быть мудрым и справедливым,
Или, хотя бы, безжалостным,
Твой потолок -
единственный жизненно важный кусок неба,
Это твой долг -
Оставаться вечным калекой и быть бессильным.
Протертые нервы стучат по паркету
Спокойно и немножечко больно
Ты станешь первым
Кто дернет струны натянутых нервов
И станешь нервным,
Словно безногий,
который никак не решится стать первым.
А утром во вторник бледное солнце
Тащит обузой рассвет за собой,
Как городовой
Встает против шерсти упрямый покой
И ты будешь мой
Труп закапывать в жидкий прибой
Там я стану собой.
И что-то пошло в наступленье внутри
Нервно стучится пространство вдали
Ты — на мели.
Бегают в куртках безликие дни.
А впереди
Веселящийся бог зажигает огни
на свои костыли.
Ты хочешь быть мудрым и справедливым
Или, как брамин, безжалостным.
Твой потолок -
Старого серого неба безликий кусок,
Помни свой долг,
Чтобы успеть в подобающий срок
Сделать глоток.
Там, откуда стучат поезда, разрезая железом резину огней,
В душном мешке кирпича и стекла, в остром пространстве чужих теней
Непоправимою новой волной с огнеопасным движением глаз,
Смешанных с пестрой зловещей толпой. Страх остается сейчас.
Как зыбкий полет к Абсолютной Свободе.
А чужие могилы по ночам отправляются в путь.
О них никто не знает — зачем они и что их тянет
Бросать свой прочный фундамент, выходя на болотную муть,
Голосуя на трассе испуганными руками.
Как зыбкий полет к Абсолютной Свободе.
В прохладной мгле гражданских моргов, в которых все на замках.
Пора бы линять отсюда, да не позволяет страх.
Возможно, что там всем легче, но в холоджном молчании сна
Стрелой пробивает мечта.
Как зыбкий полет к Абсолютной Свободе.
Твой нежный город, он сгнил дотла,
Он оставляет на твоем лице следы вина
И старость, добрая, как смерть,
Несет тебе дневной обед,
А ты усиал, тебе б вздремнуть,
Тебе б заснуть на тонну лет
Оттяжки нет.
И ветер тащит сгнивший бред
И нет монет
И вообще, как в декабре.
Ты ждешь, как выстрел, Новый Год,
Как чудо, в средние века
И кормишь радостью гостей
Тех, что пришли убрать тебя.
А вечер в грязь замесит снег,
Зловеще свиснет за окном,
А ты все ждешь, все говоришь
И открываешь теплый дом,
Чтоб выйти вон,
Чтоб вновь наткнуться на облом,
Чтобы потом
Вновь полюбить свой мертвый дом
Твой нежный город сгнил дотла,
Покрылся плесенью закат,
Устало тащишься домой,
Но держишь форму, как парад.
А по ночам все тот же сон,
Все тот же ненадежный рай
И ты живешь, как отступление -
Куда-нибудь сбежать.
Он за окном,
Его ты держишь на потом
И чужаком
Ты смотришь здесь на все кругом.
Твой нежный город. Он сгнил дотла,
В нем отражается, как в зеркале — похмелье и зима
И старость, добрая, как смерть,
Несет тебе покой и свет,
А ты устал, тебе б вздремнуть,
Тебе б заснуть на тонну лет.
Оттяжки нет.
И ветер тащит сгнивший бред.
И нет монет.
И вообще, как в декабре.
Голые руки деревьев в поисках неба.
Черные ямы окопов — это новая мебель природы,
А ты, бедняга, так верил в перемену погоды.
Давай, давай, давай, новый мир, светлый рай!
Седая изморозь веток на бледном больничном фоне.
А то, что с новой рожи пишут сегодня иконы,
Так это на время засухи, на время затишья дождя.
Давай, давай, давай, новый мир,светлый рай!
Уходят на запад деревья, в кронах их грозы.
Им больше здесь нечего делать — выпит весь воздух,
Оглохли на веки стены, ослепли на веки сны.
Давай, давай, давай, новый мир, светлый рай!
Долина долгих дождей, какая дождливая нынче весна
Ты хочешь моей доброты, а я весь — жажда солнца,
Если выпадет снег, это, значит, наступит зима,
Но она превратится в дождь, в стране
Холодного Белого Солнца.
Горные духи о мрамор сломают резцы,
Это будет не страшно, они не умеют жалеть об утрате.
А в городе дождь пропитал серой влагой сны
Он идет уже несколько лет. И кто знает,
О чем он споет нам завтра.
Если ты на его пути, он промочит тебя насквозь
Он заставит тебя молчать и тихонько зализывать раны
И брода уже не видать, все занавешано этим дождем
А ковчег слишком поздно строить в стране
Холодного Белого Солнца.
С детства учили, что есть беднее нас, они где-то там...
И нужно жалеть их,ведь им очень плохо,
Жалеть их, укрывшись в бетонных домах,
Жалеть их размеренной жалостью нашей,
Чтоб всем понемногу хватило им,
Чтоб сели на шею нам, наплакавшись в волю
И, свистнув кнутом, погнали нас в Рим.
С детства учили, что нужно быть добрым
И негров любить всем расистам назло,
И каждому негру купить по винтовке,
И, чтоб веселей, напоить их вином,
И чтоб веселящего этого зелья
Всем понемногу хватило им,
Чтоб сели на шею нам, ликуя от одури
И, щелкнув кнутом, погнали нас в Рим.
С детства учили, что нужно быть щедрым,
Хромых и убогих рублем одарять,
Чтоб за день у них было по миллиону,
И чтоб каждый из них мог Рокфеллером стать,
Чтобы богатства в мешки насыпая,
Глумливо смеялись, пока мы все спим,
И обнаглев от предчувствия рая
Стегнули кнутом и погнали нас в Рим.
Солнце взойдет над седым моим краем,
Выдохлись мы, нам не нужен рассвет,
Серые мыши от жара сгорают,
Пусто вдали, да и прошлого нет,
Нежно возьмешь в руки серый мой пепел,
Призрачно небо блеснет неземным,
Пепел подхватит порывистый ветер
И под дождем понесет меня в Рим...
Луна качалась над волнами
И бриг летел во мглу, когда
Тень рока пролегла меж нами
И разлучила навсегда.
Остались за кормой надежды
И дни блаженства навсегда.
Одна луна горит, как прежде,
И блещет черная вода.
И та звезда, что над бушпритом,
нас к верной гибели ведет.
И купол, звездами расшитый
Расколот надвое падет.
О волны, волны океана,
Куда лежит ваш страшный путь?
Безумный бриг летит на скалы,
Лишь страх и смерть одни вокруг.
За окнами ночь, стужа и лед,
Но от времени мы убежали вперед.
Ты помнишь те квартиры, в которых мы были вдвоем?
Но сегодня начало тоскливых дней,
Мрачной эры зимы в паутине теней.
Наверное, есть бог, которому мы будем нужней...
Когда все понастроят себе гробов,
Насушат грибов, напекут блинов,
Ктол0то первы откроет дверь в мой серебряный сон.
Но, пока все ништяк, вся ночь впереди,
Мрачный город во тьме включает огни,
Не смотри на часы, они могут прожеч твои дни.
Мы уходим в мираж, как ушли все до нас,
Мы уходим в мираж, что нам дело до вас,
Мы уходим, забыв сосчитать эти дни,
Мы уходим, оставив лишь снег позади,
Мы уходим, оставив вам небо весны,
Мы уходим, оставив вам светлые сны,
Мы уходим в мираж, как ушли все до нас,
Мы уходим в мираж.
Что нам дело, до вас?
Все птицы уйдут в направлении дня,
Так возьми эту кровь, что живила меня,
Она будет тебя греть в лунном свете зимы.
Ведь сегодня начало тоскливый дней,
Мрачной эры снегов в паутине теней,
Наверное, есть бог, которому мы будем нужней...
Не спи, тебя могут убить на рассвете
Черные карлики, злобные дети
И погребальные танцы на суше
Освобождают погибшие души
Для вечного плаванья в красных морях
Крови, где будет топить их наш страх
Какие тяжелые стены в потусторонних мирах!
Мумии в склепах, стекло в мавзолеях,
Зомби в могилах и кости ни реях,
Синие всадники реют над нами,
Серые мыши прядут головами,
Семь светлых камней в недоступных горах.
Ладан сгустился туманом у плах.
Какие тяжелые шторы п. призрачных городах!
Приди ко мне ночью, закроешь все двери,
Накинешь веревку на тонкую шею
И.через минуту, ни крика, ни стона,
Смерть медленно входит в упругое лоно
Вечных мечтаний о красных морях,
Высоких горах и волшебных камнях
Какие тяжелые стены в потусторонних мирах!
Какое счастливое время, уставшие лица недели
Все убираются к черту, а я остаюсь в Тюмени,
Скоро земля треснет, наступит конец света,
Похоже, что это похмелье, или просто холодное лето
В ожидании войны.
Род Стюарт с утра заблудился в своем золотом туалете,
Его корифан отчалил к звездам в железной карете,
Остались пустые бутылки, остались дожди, да долги,
А в будущем — гроб дубовый, да выжженые мозги,
В ожидании войны.
Радиация мозга крепчает, концентрация страха растет.
Арабы, в восточных сказках, мечтают попробовать лед,
Ведь скоро земля треснет, наступит конец света.
Возможно, что это похмелье, или просто холодное лето
В ожидании войны.
Вечер навалился гранитной плитой,
Все поезда ушли, пора брести домой.
Хрустальный город мертв. И дверь заперта,
А прах магистра не даст нам спать.
Альраун душисто чадит за спиной
Назад нет пути на дороге глухой
И уже догорает последний приют
И кровь останется здесь, ведь ее все ждут
И завтра не наступит.
Сведенборг выйдет в полночь из могилы,
Блеснет в лучах звезд его профиль лошадиный,
Синий туман сгустится в ночи,
Близится вечная эра тьмы
И завтра не наступит.
С неба на голову падает пенопласт.
Зубы дракона взойдут к понедельнику — в самый раз.
Гауф метался в кухне, сочиняя страшный рассказ,
Когда с неба бог в него плюнул и вышиб несчастному глаз.
И Гауф писал без глаза, надеясь на ловкость рук.
Судья указал жирным пальцем на крепкий дубовый сук.
И дуб обступили дети, заполнив телами круг
Кларнеты жмура отпели, барабаны издали звук.
Вечная панихида по Мао Цзе Дуну.
Звук впился в воздух жалом, небо молча терпело боль.
Будь осторожен ночью, ночи ятаган с собой,
Гауфа приняли птицы, наконец, он попал домой,
Ему не страшны волчьи зубы, не пугает гобоя вой.
В ящик засунуть кости и зашвырнуть в рассвет,
Морра идет к нам в гости, он нас защитит от бед.
Где тот блаженный остров, где мне был обещан покой?
Где мне повстречается Гауф и выпет вина со мной
За вечную панихиду по Мао Цзе Дуну.
На вокзале, как в райских садах древних греков,
Каждый встречный мечтает вложить свои деньги
В то, чтоб сесть незаметно,в сорвавшийся поезд
И, хоть к черту, но лишь бы подальше уехать
Из мест, где он так долго жил
Из этих мест, где он так долго жил.
Из этих мест, где он.
Здесь много заводов, но мало жилья,
Пыльный город надолго закрыл комуналки
И ночь вползает медленным гноем,
Желтой луной милицейских мигалок
И срывает с места, как лист календарный
И демоны воют в унисон сиренам
И ты песком заполняешь пустые карманы
И завидуешь буржуям, у которых есть деньги
А встречные огни ждут, когда ты полетишь под откос,
А встречные огни бросают блики на нервную дрож колес.
Здесь каждый получает не больше, чем начальник,
А каждый начальник получает пулю в спину,
Сырое белье балконной печатью
Корчит в желтом свете ехидную мину.
И ты хочешь быть героем, ты мечтаешь быть первым,
Ты рад бы весь мир подергать за нервы,
Рюмка коньяка и мягкое кресло
И вот ты медленно служишь свою черную мессу
А встречные огни ждут, когда ты полетишь под откос,
А встречные огни бросают блики на нервную дрож колес.
У местных комендантов завтрак на могилах,
Попавших под колеса социальной чистки,
А ты уже вот, сколько лет, как находишься в коме,
Так приди ко мне и запишись в сатанисты,
Ведь ты хочешь быть героем, ты мечтаешь быть первым,
Я даю тебе возможность щекотать миру нервы,
Рюмка коньяка и мягкое кресло,
Содрогается жизнь, мы служим Черную Мессу
А встречные огни ждут, когда ты полетишь под откос,
А встречные огни бросают блики на нервную дрожь колес.
Гретхен во сне, в котором горит хрусталь.
И солнечный луч блуждает по граням кристалла
И в комнате много цветов, уже ничего не жаль.
Что может быть проще? — есть, что начать сначала.
Гретхен во сне, в котором она не спит.
И бежит босиком по огромному мокрому лугу.
И солнце только встает, как много еще впереди.
И кто-то так нежно целует ее неподвижную руку.
Гретхен во сне, ее осторожно несут
Какие-то добрые люди холодного лунного света
В глазах вспыхнет яшма, в душе зазвучит изумруд.
А в городе полночь. А на планете лето.
Она видит сон, про город, которого нет
Там легкие эльфы ласкают ей нежную кожу
И Мерлин так добр к ней, а Мерлину тысячи лет.
Его прикосновенья нежны, словно легкий весенний дождик
Она видит сон, а за замерзшим стеклом
Бесцветные стены ослепли от серого снега
И слезы мне режут лицо разбитой души стеклом
И эхо похоже на крик.
Наверно, нам сегодня ничего не сочинить.
Наверно, нам сегодня ничего не сочинить.
Наверно, нам сегодня ничего не сочинить
Наверно.
И нам незачем жить.
Что лучше не может твоей головы
Пожарный прохожий с пургеном на роже
Что может?
И как это мы?
До светлого горизонта тысячи лет пути
Его называют "солнце" и нам его не унести
В холодную тьму подвалов,
Которую мы называем мечтой.
Навеки останься мой, ангел бесполезного мира,
Нам долго еще таскать свои кости
по гостеприимным квартирам
Ища
Холодную тьму подвалов,
Которую мы называем мечтой.
А радости не останется,
Оступится, если станется,
В бесплодных полях за городом
Лети вперед черным вороном
В холодную тьму подвалов,
Которую мы называем мечтой.
Часы пробьют шесть на площади
К великой радости служащих,
Беззубые и немощные
Построим себе свое будущее -
Холодную тьму подвалов,
Которую мы называем мечтой.
Вода с потолка растворяет магический сахар тяги любви.
Руки, в поисках спичек, нервно щупают темноту
И ночь душна,
Как общий вагон на свердловской дороге,
Лопата угля в закрытой котельной,
Грязные зубы, потные ноги,
Мама, почему я не Дэвид Боуи?
Лампа над дверью довоплощает ток в электрический свет
Откуда-то тянет травой и хочется выйти, но я на посту
И дверь заперта.
Я принимаю руки за совесть, руки за ласку,
Руки — за спину!
Три таблетки, новая повесть,
Мама, почему я не Дэвид Боуи?
И некролог удачно составлен, осталось вписать имена.
И, коль твое имя окажется первым, то можешь напиться
И петь допоздна.
И выбросить жизнь, как ненужное тело,
Приторный запах дешевых стишков,
Вытравить с корнем! Выдернуть нервы!
Мама, почему я не Дэвид Боуи?
Так вот она, какая жизнь веселая настала
Упала искра на поля, и занялись пожары
На улице — погоны, а по домам — иконы
Я спрячу в подземелье кусок своей короны.
А время тянет сок из вен, корежит мрачно доски
И небо падает с утра холодным талым воском
На улице — погоны, веревки и патроны
Я спрячу в подземелье кусок своей короны.
А цапли долбят в ночь гранит, ища под ним могилу
В которой труп Адольфа спит. Помрет и твой любимый.
На улице — погоны, а по домам — иконы,
Я спрячу в подземелье кусок своей короны.
Я поймал желтый ветер в восемнадцать лет,
Я б поехал на вокзал и купил себе билет
И уехал бы ко всем чертям, только денег нет.
Покатились годы в стальную трубу,
Египтяне пирамиду превратили в тюрьму,
И если ты меня возьмешь к себе,
Я от них убегу.
И моя жизнь — это дрянь,
Моя жизнь — дерьмо,
Моя жизнь — это ад
И это клеймо
Но никого не волнует этот вопрос,
Ритуальные ножи, да медный купорос
И от этого всего я ботинками в землю врос
И удача отнюдь не сопутствует мне
Стефан Цвейг не нашел смысла жизни в вине.
Если нет его там — значит вовсе нету нигде.
Стальные самолеты — охотники до женщин,
У них своя вендетта, у них своя мораль.
Когорты пешеходов. Дер тод,дас кляйнен меншен
Унд унтерофицирен для деревенских краль
Лопата — для работы, закапвать могилы
И мешок — для президента.
И угорев от дыма шесть постаревших женщин
Чтобы остаться жить, пойдут расстреливать родных
Веселое оружие — орудия для пыток
Лопата — для работы,чтоб в полночь прятать трупы
И мешок — для президента.
И всем найдется дело до мокрого сюжета,
Религии убогих, безногих и тупых
И наши персонажи давно стоят у цели,
Лопата — для работы, бомбить чужие склепы
И мешок — для президента.
Тебя может убить орган внутренних дел,
У тебя нет прописки — у них есть раздел,
Ты нигде не работаешь, да как ты посмел!
Орган внутренних дел, страшных внутренних дел.
Тебя может убить любой военкомат,
Послать в казахстан — ты не вернешься назад.
Это право в их компетенции,
Им плевать, что у тебя импотенция
Дадут противогаз, дадут автомат,
Пошлют в дагестан — ты не вернешься назад.
Не спи — тебя могут убить!
Тебя может убить комитет государственного благополучия,
Ты для них мишень и они ждут удобного случая.
О, это очень неблагополучный комитет,
Они сразу дают почувствовать разницу -
У каждого за пазухой большой пистолет
И каждый норовит пальнуть тебе в задницу.
Так закрой свою дверь, если никого нет,
Сломай телефон, выключи свет,
Залезь в клозет, сделай вид, что тебя нет,
А если и есть — то это только твой портрет.
Лучше петь в каком-нибудь подвале,
Чем на свежем воздухе, на лесоповале.
В этом городе пусто, в этом доме живет тишина,
Но тишина никогда не приходит одна.
Ее верный оруженосец — ранний рассвет
Ты слышишь, сколько протявкало лет?
Так непривычно отделяется тень от стены.
Стены с рожденья враждебно желают войны.
А за тусклыми окнами снег продолжает расти
И завтра будет так трудно идти.
А на перекрестках молча торгуют чумой
Не забудь ее взять, возвращаясь с работы домой
И свой хворост не успеет разжечь заря
Не стрелЯй, на дороге ведущей меня.
Когда-то я ходил,
Смотря на стекла витрин,
Когда-то я не знал себе цену
И был один.
Проклятые серые птицы
Сипя, покидают Сибирь
И небо потеет, не в силах заклеить
Растущую серую щель
И я становлюсь гадом...
Подумаешь, еще одним гадом больше.
Когда-то я был микроскопичен,
Когда-то я был полный фитиль
Компактна и необычна
Душа не считала миль.
Когда-то я был не в курсе
Правил ведения войн,
Но сейчас голова развалилась на части
И душа издает странный вой.
И я становлюсь гадом.
Подумаешь, еще одним гадом больше.
Мы открыли глаза, а небо уже так близко над головой,
Дети, рождаясь в серых домах, пили мертвую воду.
Когда солнце падало вниз, объявляли ночной покой,
А все, что было потом — молчаливые стены свидетели нам
В этих домах, где так по детски тепло.
В этих домах, где есть белый сон
На мертвых кострах.
Книжный мираж нас грел печкой чужой мечты,
И, чтобы сделать свой мир относительным,
Каждый видел его сквозь страх.
А время падало вниз, плавя лед на весенних губах
И снова падало снегом, когда
Солнце скрывалось в кустах
Этих домов, где так по детски тепло,
В этих домах, где есть белый сон
На мертвых кострах.
Но вот уже близок пятиконечный рассвет,
Если ночь — это крест, если день — это смерть.
Окуни свои мысли в мой разноцветный бред
И нас унесут обнаженные эльфы сквозь миллионы лет
В эти дома, где так по детски тепло.
В этих домах, где есть белый сон
На мертвых кострах.
Теплый дом, остатки дня,
Стены, окна и двери и еще
Немножко тебя.
Странный праздник ушел,
Захлопнулась дверь.
Ты растворилась в закате,
С кем ты теперь
Рисуешь зверей?
Па-па-потом меня вздернут
На первом же столбе.
Одетые в резину, очень милые люди
И, последнее, что я увижу, будет
Солнце, похожее на тебя.
Когда я вернусь домой, не забудь поставить мне крест
И не забудь захлопнуть мой склеп.
Когда эта кровь сгниет во мне, чтоб мешать мне во сне,
Я забыл бы дорогу к тебе,
Если б не было ветра в моей голове.
И пусть этот дождь такой простой
И у всех на губах
Это лучше, нежели помнить свой страх
И, хотя я ленив и зол, и часто прячусь в кустах,
Я забыл бы дорогу к тебе,
Если б не было ветра в моей голове.
Так когда откроется веной восход
И закроет плащем мой бред
Будет осень, дневная прохлада и свет.
Пока ты еще не ушла, да и я еще не отпет
И помню, как символ, дорогу к тебе,
Так спасибо ветру в моей голове.
На пороге зима и улиц жесткая сталь.
На пороге январь,рождесво, холод и гарь
В мягких бархатных снах, словно в кружевах бальных, страна
Украшает свой крест. А на пороге пасется зима.
В придорожнык канавах после трех собирается тьма.
А помрет сосед сверху — свои двери откроет тюрьма
И пойдет по дорогам кружить прикрытая шалью война,
Облетевшая с севера, а на пороге пасется зима.
И площадки заводов разгрызают мой сити вдрызг.
А из темной подземки слышен только крысиный писк
И безногий все хочет приделать на свой мотоциклд стремена,
Чтобы веселей ехать, а на пороге пасется зима.
И мы все превратимся в одного Большого Козла,
Позабыв свое эго, но запомнив свои имена
И пойдет по дорогам кружить прикрытая шалью война
Облетевшая с севера. А на пороге пасется зима.